Фокус

— Руки за спину! Лицом к стене! Не поворачиваться! Вперед — шагай!

Охранник выкрикивал команды четко и отрывисто, как пулеметные очереди.

— Стоять! Лицом к стене! Вперед! Стоять! Вперед!

Юм послушно шел, останавливался, опять шел. Перед глазами маячила широкая спина конвоира, а в затылок слышалось дыхание второго.

Странно, но его теперь абсолютно не волновал приговор. Он знал — как просила прокурорша, так и будет. «Все когда-нибудь сдохнем, — думал он, — кто-то раньше, кто-то позже. Какая разница?» Гораздо больше волновало происходящее сейчас, в этот момент. Если заднему ногой в пах, а переднего по затылку, то… Нет, все равно не получится — там еще охрана, сразу пулю влепят между лопаток.

— Всем стоять! Лицом к стене! Первый пошел, второй пошел, третий, четвертый, пятый…

Решетка закрылась, и машина медленно тронулась с места.

— Я не хочу-у, — вдруг снова заскулил Склифосовский и стал методично биться затылком о железную стенку фургона. — Мамочки, я не хочу.

— Не разговаривать! — рявкнул караульный, молодой рыжий парнишка, и поставил автомат на пол. — Не положено.

— Да ладно тебе, не положено, — ругнул его второй, постарше. — Им жить осталось… Слышал, что прокурорша сказала?

— Так то прокурорша, а суд еще не приговорил…

— Приговорит, будь спок. — Старший смачно плюнул на пол.

— Сука, я тебя сам придушу, я тебя своими руками придушу, — тихо бормотал Мент, с ненавистью глядя Юму прямо в глаза. — Скажи спасибо, что у меня наручники, а то бы я… Правильно тебя пес цапнул!

— Спасибо. — Юм ухмыльнулся.

Грузин вообще молчал.

А Женя сидела в углу, под зарешеченным окошком, и смотрела на него во все глаза, как будто ждала чего-то, как будто что-то хотела сказать. Даже губами шевелила неслышно.

— Скажите, а как это — убить человека? — вдруг спросил рыжий охранник. — Страшно?

Юм зевнул и пожал плечами:

— Попробуй — узнаешь.

Глаза его слипались от усталости. Но руки, скованные наручниками за спиной, отчаянно боролись со стальными кольцами. Главное, чтобы незаметно. Тогда получится, должно получиться…

— Нет, ну правда.

— Петь, замолчи. — Второй охранник толкнул рыжего в плечо. — Не положено.

— Да нет, совсем не страшно, — сказал вдруг Юм. — Ты сам откуда? Из деревни?

— Ну да, а что? — Парнишка заинтересованно придвинулся поближе, оставив автомат возле двери.

Но решетка, эта проклятая решетка.

— Ну как — что? — засмеялся кореец. — Разве никогда свинью не резал? Или курицу?

— Так это другое. — Петя смотрел на него с какой-то смесью ужаса и восхищения. — Это ж курица.

— Никакой разницы! — Юм вдруг захохотал. Но захохотал не потому, что смешно, а чтобы не закричать от боли — большой палец левой руки, той самой руки, в которую вцепился сторожевой пес, наконец выскочил из наручника. Боль была дикая. — Никакой разницы.

— Скажешь тоже… — Парнишка покачал головой. — А вот вы это… детей убивали…

— Замолчи. — Второй караульный начал нервничать. — С заключенными разговаривать не положено.

— А ты поросенка ел запеченного? — спросил Юм. — Вкусно, правда? Молодое мясо намного нежнее старого… Шутка, не убивали мы никаких детей. Врет прокурорша. Правда, Мент? — Он посмотрел на Мента и подмигнул ему незаметно. Но тот ничего не понял и отвернулся, засопев еще злее.

Рука пролезала сквозь стальное кольцо невыносимо медленно. Незажившие раны сдирались заново.

— А скажите, вам теперь не страшно? — не унимался Петя.

— Ой, мама! — очнулся опять Склифосовский. — Я не хочу. Не надо меня убивать.

— Страшно, конечно. — Юм поморщился от боли, но это было больше похоже на улыбку. — Но… — Рука наконец выскользнула из стального обруча. — Но время еще есть, правильно? — И он опять посмотрел на Мента. Тот сидел, уставившись взглядом в свой плевок, и молчал. — Эй, Мент, скажи парню, тебе страшно умирать? — Юм вдруг вынул из-за спины свободную руку и толкнул его в плечо.

И это движение было настолько нормальным, настолько естественным, что никто даже не обратил на него внимания. Ни один человек. Ни Петя, ни тот, второй, ни даже Мент. Никто! Смотрели прямо на него, в упор, все видели. И не заметили. Это было как фокус, который иллюзионист проделывает прямо перед твоими глазами, а ты ничего не замечаешь. Ни двойного дна в котелке, ни колоды карт в рукаве — ни-че-го. Стоишь и хлопаешь глазами, как идиот.

— Пошел ты! — Мент дернулся.

Юм был готов закричать от злости, вцепиться этому идиоту в рожу, оторвать уши, выдавить пальцами глаза. Но только засмеялся от нелепости ситуации.

— Юм, — раздался вдруг хриплый голос Жени, — я тебя хочу.

Он вздрогнул и посмотрел на нее. И все понял по ее взгляду. И сразу принял правила игры. Он не такой идиот, как все остальные, он с самого детства умел быстро соображать.

— Прямо здесь? — спросил он после короткой паузы.

— Да! — закричала она, вдруг разразившись рыданиями. — Прямо здесь! Сейчас приедем, и все! Больше ты меня не увидишь! Ты что, не понял еще, идиот?! И все! Прямо здесь, сейчас! Пусть эти козлы отвернутся.

— Эй, молчать! Не положено! — Второй охранник встал, потянувшись за автоматом. Всем сидеть на местах, я сказал!

— Ну что тебе стоит?! — Юм вдруг упал перед ним на колени. — Ну будь человеком. Мне же жить осталось с гулькин нос!

Сейчас он был к конвоиру лицом, и его руки были не видны. Поэтому он сжимал их в кулаки, показывал дули, вертел вовсю пальцами, стараясь обратить на себя внимание.

— Пять штук плачу! Вам всем четверым полгода нас возить за такие бабки. Ну что тебе стоит? Ну на пять минут! Останови машину!

Все зашевелились. Во-первых, услышав снова про деньги. А во-вторых… Склифосовский и Грузин аж глаза вылупили. Заметили наконец.

— По своим местам! — закричал охранник. — Не положено, я сказал.

— Семь штук! — Юм уже ревел вовсю. — Все, что есть. Ну чего вы боитесь, никто же не узнает!

— Я сказал — сядь на лавку! — приказал караульный уже менее уверенно.

— Да ладно тебе! — подал вдруг голос Мент. — Дай братве с бабой побаловаться в последний раз. Ты же не зверь какой-то.

Машина тихо урчала мотором. Они едут уже минут двадцать, значит, времени осталось в обрез.

— Ну хочешь, я и тебе дам?! — взмолилась Женя. — Да я всем тут дам. Помирать, так с музыкой.

— Нет, я сказал. — Он неуверенно оглянулся на Петю. — И откуда у вас семь тысяч?

— У меня в заднице пять! — закричал Юм.

— И у меня две! — вмешалась Женя. — В гондоне в одном месте, Тебе показать?!

Повисла пауза. Охранник стоял за решеткой с автоматом наперевес, глядя то на Юма, то на Женю, то на Мента.

— Ну хорошо, как в Бутырку заедем… — сказал он наконец.

— Ты что, Васин, не положено ведь… — удивился Петя.

— Молчи, дурак! — ругнул его Васин. — И деньги вперед, а то ничего не будет.

— Вот спасибо! — засмеялся Юм. — Конечно, вперед. Там на вас всех хватит, и на тюремных тоже!

— А при чем тут они? — Васин поморщился. — Вы только с нами договаривались.

— Так они же нас сразу по камерам должны разводить, — очень искренне удивился Мент. — Ты же знаешь. Но раз такое дело, и вы решили делиться…

Васин задумался. Наверное, очень не хотел ни с кем делиться. Толкнул Петю в бок и сказал:

— Держи их на мушке. Если что — лупи прямо между глаз. Все понял? А я пока с водителем поговорю.

— Как же? Это же нельзя. — Петя схватил автомат и передернул затвор. — А если узнает кто-нибудь?

Но Васин уже жал на кнопку вызова кабины.

Машина остановилась, и лязгнул замок. Дверь открылась, и в фургон заглянуло дуло автомата.

— Что случилось? Васин, Подобрый, вы где?

— Тут мы. — Васин выглянул наружу. — дело есть.

Он выпрыгнул на улицу, и они долго о чем-то спорили. Петя направил автомат на заключенных, стараясь услышать, что происходит снаружи.

— Ты только осторожно с этой штукой, хлопец, — улыбнулся Грузин. — Она стреляет трошки, знаешь?